Боготворимая принцесса воскликнет или, вернее, пропоет: «Ешь!». Серия графических иллюстраций на тему произведения Э.Т.А. Гофмана «Необыкновенные страдания директора театра. По устным источникам изложил автор “Фантазий в манере Калло” — 25878170

Область изображения прямоугольная, по вертикали. В розовом поле сцены, ограниченной с левого края серой плоскостью оркестровой ямы, возле которой (в верхней части области изображения) суфлерская будка, из которой высовывается человеческая фигурка с белыми волосами с белым флажком в руках, несется огромный белый пес с сеточкой для парика на голове. Собака отбрасывает львиную тень; пасть ее ощерена, виден красный язык, из ее глаз выходят красные лучи, упирающиеся в распростертую на животе обнаженную человеческую фигуру с перетянутым специальным кушаком для создания талии массивным брюшком. Человек прикрывает голову руками, рядом с ним лежит упавшая корона. Иллюстрация относится к следующему эпизоду в рассказе Директоре Театра: «При чтении текста я нападал на сцены, которые непременно должны либо потрясти зрителей, либо глубоко их растрогать. К первым я отношу... но сперва замечу, что под опекой Гусмана находится некая прелестная, милая, ребячески-наивная и ребячливая принцессочка, по имени Беттина... Так вот, к потрясающим я отношу прежде всего сцену, где Гусман, внезапно узнав в принце Карко того, кто семь лет назад хотел сорвать поцелуй у принцессы Беттины, со страшным, неистовым ревом бросается на него и срывает кошель с его косицы. А есть и трогательная, задушевная, идиллически сладостная сцена, при которой всякая глубокая душа погрузится в печальную истому, - сцена, где очаровательная, ласковая Беттина кормит своего верного Гусмана изюминками, которые она подбрасывает вверх, а он, ловко подпрыгивая, ловит, но проглатывает не раньше, чем боготворимая принцесса воскликнет или, вернее, пропоет: "Ешь!" <...> Я купил оперу и не заметил поначалу бесконечных трудностей, которые будут препятствовать ее постановке... Коричневый. Дог, которого надо было натаскать для исполнения роли этого льва Гусмана. Серый. О! Это пустяки, почтеннейший!.. Судьба... моя добрая звезда пожелала, чтобы я нашел способного, гуманного, золотистого меделянского пса, а в своем театральном парикмахере открыл совершенного гения по части натаскивания собак. Дело пошло как нельзя лучше. За короткое время этот достойный пес забыл собственное имя - Лепш - и стал отзываться на кличку Гусман. Он научился пристойно стоять, ходить и двигаться на сцене, а это ведь не мелочь, жрал изюм и срывал кошельки с косиц, в которые педагог-парикмахер перед тем хитроумно прятал жареные колбаски. Расходы были не слишком велики, ибо, кроме не очень дорогой, засчитывая и колбаски, кормежки и умеренного гонорара, я должен был приплачивать профессору лишь пятьдесят рейхсталеров за изорванные во время упражнений штаны и жилетки. За лечение ран, нанесенных в пылу игры многообещающим молодым артистом носу второго тенора (Карко), театральный врач ничего не брал. Он говорил, что молодым дарованиям надо многое прощать и что не поскупится на пять локтей английского пластыря для залечивания ран, которые наносят такие герои в молодом пылу служения искусству...»